вершина

здесь вам не равнина - здесь климат иной.
идут лавины одна за одной,
и здесь за камнепадом ревет камнепад.
и можно свернуть, обрыв обогнуть,-
но мы выбираем трудный путь,
опасный, как военная тропа.
кто здесь не бывал, кто не рисковал -
тот сам себя не испытал,
пусть даже внизу он звезды хватал с небес.
внизу не встретишь, как не тянись,
за всю свою счастливую жизнь
десятой доли таких красот и чудес.
нет алых роз и траурных лент,
и не похож на монумент
тот камень, что покой тебе подарил.
как вечным огнем, сверкает днем
вершина изумрудным льдом,
которую ты так и не покорил.
и пусть говорят - да, пусть говорят!
но нет - никто не гибнет зря,
так - лучше, чем от водки и от простуд.
другие придут, сменив уют
на риск и непомерный труд,-
пройдут тобой не пройденый маршрут.
отвесные стены - а ну, не зевай!
ты здесь на везение не уповай.
в горах ненадежны ни камень, ни лед, ни скала.
надеемся только на крепость рук,
на руки друга и вбитый крюк,
и молимся, чтобы страховка не подвела.
мы рубим ступени. ни шагу назад!
и от напряженья колени дрожат,
и сердце готово к вершине бежать из груди.
весь мир на ладони - ты счастлив и нем
и только немного завидуешь тем,
другим - у которых вершина еще впереди.

1966

лирическая

марине...

здесь лапы у елей дрожат на весу,
здесь птицы щебечут тревожно.
живешь в заколдованном диком лесу,
откуда уйти невозможно.
пусть черемухи сохнут бельем на ветру,
пусть дождем опадают сирени -
все равно я отсюда тебя заберу
во дворец, где играют свирели.
твой мир колдунами на тысячи лет
укрыт от меня и от света.
и думаешь ты, что прекраснее нет,
чем лес заколдованный этот.
пусть на листьях не будет росы поутру,
пусть луна с небом пасмурным в ссоре,-
все равно я отсюда тебя заберу
в светлый терем с балконом на море.
в какой день недели, в котором часу
ты выйдешь ко мне осторожно?
когда я тебя на руках унесу
туда, где найти невозможно?
украду, если кража тебе по душе,-
зря ли я столько сил разбазарил?
соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
если терем с дворцом кто-то занял!

1969

скалолазка

я спросил тебя: - зачем идете в горы вы?-
а ты к вершине шла, а ты рвалася в бой.
- ведь эльбрус и с самолета видно здорово! -
рассмеялась ты и взяла с собой.
и с тех пор ты стала близкая и ласковая,
альпинистка моя, скалолазка моя!
первый раз меня из трещины вытаскивая,
улыбалась ты, скалолазка моя.
а потом, за эти проклятые трещины,
когда ужин твой я нахваливал,
получил я две короткие затрещины -
но не обиделся, а приговаривал:
- ох, какая же ты близкая и ласковая,
альпинистка моя, скалолазка моя!
каждый раз меня по трещинам выискивая,
ты бранила меня, альпинистка моя.
а потом на каждом нашем восхождении -
ну почему ты ко мне недоверчивая?! -
страховала ты меня с наслаждением,
альпинистка моя гуттаперчевая.
ох, какая ты неблизкая, неласковая,
альпинистка моя, скалолазка моя!
каждый раз меня из пропасти вытаскивая,
ты ругала меня, скалолазка моя.
за тобой тянулся из последней силы я,-
до тебя уже мне рукой подать.
вот долезу и скажу: - довольно, милая!..-
тут сорвался вниз, но успел сказать:
- ох, какая же ты близкая и ласковая,
альпинистка моя, скалолазка моя!
мы теперь одной веревкой связаны -
стали оба мы скалолазами.

1966

веселая покойницкая 

едешь ли в поезде, в автомобиле,
или гуляешь, хлебнувши винца,-
при современном машинном обилье
трудно по жизни пройти до конца.
вот вам авария: в замоскворечье
трое везли хоронить одного,-
все, и шофер, получили увечья,
только который в гробу - ничего.
бабы по найму рыдали сквозь зубы,
дьякон - и тот верхней ноты не брал,
громко фальшивили медные трубы,-
только который в гробу - не соврал.
бывший начальник - и тайный разбойник -
в лоб лобызал и брезгливо плевал,
все приложились,- а скромный покойник
так никого и не поцеловал.
но грянул гром - ничего не попишешь,
силам природы на речи плевать,-
все побежали под плиты и крыши,-
только покойник не стал убегать.
что ему дождь - от него не убудет,-
вот у живущих - закалка не та.
ну, а покойники, бывшие люди,-
смелые люди и нам не чета.
как ни спеши, тебя опережает
клейкий ярлык, как отметка на лбу,-
а ничего тебе не угрожает,
только когда ты в дубовом гробу.
можно в отдельный, а можно и в общий -
мертвых квартирный вопрос не берет,-
вот молодец этот самый - усопший -
вовсе не требует лишних хлопот.
в царстве теней - в этом обществе строгом -
нет ни опасностей, нет ни тревог,-
ну, а у нас - все мы ходим под богом,
только которым в гробу - ничего.
слышу упрек: "он покойников славит!"
нет, я в обиде на злую судьбу:
всех нас когда-нибудь кто-то задавит,-
за исключением тех, кто в гробу.

1970

песенка о переселении душ

.......хорошую религию придумали индусы...

кто верит в магомета, кто - в аллаха, кто - в иисуса,
кто ни во что не верит - даже в черта, назло всем,-
хорошую религию придумали индусы:
что мы, отдав концы, не умираем насовсем.
стремилась ввысь душа твоя -
родишься вновь с мечтою,
но если жил ты как свинья -
останешься свиньею.
пусть косо смотрят на тебя - привыкни к укоризне,-
досадно - что ж, родишься вновь на колкости горазд.
и если видел смерть врага еще при этой жизни,
в другой тебе дарован будет верный зоркий глаз.
живи себе нормальненько -
есть повод веселиться:
ведь, может быть, в начальника
душа твоя вселится.
пускай живешь ты дворником - родишься вновь прорабом,
а после из прораба до министра дорастешь,-
но, если туп, как дерево - родишься баобабом
и будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь.
досадно попугаем жить,
гадюкой с длинным веком,-
не лучше ли при жизни быть
приличным человеком?
так кто есть кто, так кто был кем?- мы никогда не знаем.
с ума сошли генетики от ген и хромосом.
быть может, тот облезлый кот - был раньше негодяем,
а этот милый человек - был раньше добрым псом.
я от восторга прыгаю,
я обхожу искусы,-
удобную религию
придумали индусы!

1969

ПЕСНЯ О ДРУГЕ

Если друг оказался вдруг
И не друг, и не враг, а - так,
Если сразу не разберешь,
Плох он или хорош,-
Парня в горы тяни - рискни!
Не бросай одного его,
Пусть он в связке в одной с тобой -
Там поймешь, кто такой.
Если парень в горах - не ах,
Если сразу раскис и - вниз,
Шаг ступил на ледник и - сник,
Оступился - и в крик,-
Значит, рядом с тобой - чужой,
Ты его не брани - гони:
Вверх таких не берут, и тут
Про таких не поют.
Если ж он не скулил, не ныл,
Пусть он хмур был и зол, но - шел,
А когда ты упал со скал,
Он стонал, но - держал,
Если шел за тобой, как в бой,
На вершине стоял хмельной,-
Значит, как на себя самого,
Положись на него.

1966

баллада о детстве 

час зачатья я помню неточно.
значит, память моя однобока.
но зачат я был ночью, порочно,
и явился на свет не до срока.
я рождался не в муках, не в злобе,
девять месяцев - это не лет.
первый срок отбывал я в утробе:
ничего там хорошего нет.
спасибо вам святители, что плюнули да дунули,
что вдруг мои родители зачать меня задумали,
в те времена укромные, теперь почти былинные,
когда срока огромные брели в этапы длинные.
их брали в ночь зачатия, а многих даже ранее,
а вот живет же братия - моя честна компания.
ходу, думушки резвые, ходу,
слово, строченьки, милые, слово!
в первый раз получил я свободу
по указу от тридцать восьмого.
знать бы мне, кто так долго мурыжил -
отыгрался бы на подлеце,
но родился и жил я и выжил,
дом на первой мещанской в конце.
там за стеной, за стеночкою, за перегородочкой
соседушка с соседушкою баловались водочкой.
все жили вровень, скромно так: система коридорная,
на тридцать восемь комнаток всего одна уборная.
здесь зуб на зуб не попадал, не грела телогреечка.
здесь я доподлинно узнал, почем она, копеечка.
не боялась сирены соседка,
и привыкла к ней мать понемногу.
и плевал я, здоровый трехлетка,
на воздушную эту тревогу.
да не все то, что сверху от бога -
и народ зажигалки тушил.
и, как малая фронту подмога,
мой песок и дырявый кувшин.
и било солнце в три ручья, сквозь дыры крыш просеяно
на евдоким кириллыча и кисю моисеевну.
она ему: как сыновья? - да без вести пропавшие!
эх, киська, мы одна семья, вы тоже пострадавшие.
вы тоже пострадавшие, а значит обрусевшие.-
мои - без вести павшие, твои - безвинно севшие.
я ушел от пеленок и сосок,
поживал - не забыт, не заброшен.
и дразнили меня "недоносок",
хоть и был я нормально доношен.
маскировку пытался срывать я,
- пленных гонят,- чего ж мы дрожим?
возвращались отцы наши, братья
по домам, по своим да чужим.
у тети зины кофточка с драконами, да змеями -
то у попова вовчика отец пришел с трофеями.
трофейная япония, трофейная германия:
пришла страна лимония - сплошная чемодания.
взял у отца на станции погоны, словно цацки, я,
а из эвакуации толпой валили штатские.
осмотрелись они, оклемались,
похмелились, потом протрезвели.
и отплакали те, кто дождались,
недождавшиеся отревели.
стал метро рыть отец витькин с генкой,
мы спросили:- зачем? - он в ответ,
мол, коридоры кончаются стенкой,
а тоннели выводят на свет.
пророчество папашино не слушал витька с корешом:
из коридора нашего в тюремный коридор ушел.
да он всегда был спорщиком, припрешь к стене - откажется
прошел он коридорчиком и кончил стенкой, кажется.
но у отцов свои умы, а что до нас касательно,
на жизнь засматривались мы вполне самостоятельно.
все - от нас до почти годовалых
толковищу вели до кровянки,
а в подвалах и полуподвалах
ребятишкам хотелось под танки.
не досталось им даже по пуле,
в ремеслухе живи не тужи.
ни дерзнуть, ни рискнуть, но рискнули -
из напильников сделать ножи.
они воткнутся в легкие
от никотина черные,
по рукоятки легкие трехцветные наборные.
вели дела отменные сопливые острожники.
на стройке немцы пленные на хлеб меняли ножики.
сперва играли в фантики в пристенок с крохоборами,
и вот ушли романтики из подворотен ворами.
было время и были подвалы,
было дело и цены снижали.
и текли, куда надо, каналы
и в конце, куда надо, впадали.
дети бывших старшин да майоров
до бедовых широт поднялись,
потому, что из всех коридоров
им казалось сподручнее вниз.

1975

ПРО ЧЕРТА 

У меня запой от одиночества -
По ночам я слышу голоса...
Слышу - вдруг зовут меня по отчеству,-
Глянул - черт,- вот это чудеса!
Черт мне корчил рожи и моргал,
А я ему тихонечко сказал:
"Я, брат, коньяком напился вот уж как!
Ну, ты, наверно, пьешь денатурат...
Слушай, черт-чертяка-чертик-чертушка,
Сядь со мной - я очень буду рад...
Да неужели, черт возьми, ты трус?!
Слезь с плеча, а то перекрещусь!"
Черт сказал, что он знаком с Борисовым -
Это наш запойный управдом,-
Черт за обе щеки хлеб уписывал,
Брезговать не стал и коньяком.
Кончился коньяк - не пропадем,-
Съездим к трем вокзалам и возьмем.
Я устал, к вокзалам черт мой съездил сам...
Просыпаюсь - снова черт,- боюсь:
Или он по новой мне пригрезился,
Или это я ему кажусь.
Черт ругнулся матом, а потом
Целоваться лез, вилял хвостом.
Насмеялся я над ним до коликов
И спросил: "Как там у вас в аду
Отношение к нашим алкоголикам -
Говорят, их жарят на спирту?"
Черт опять ругнулся и сказал:
"И там не тот товарищ правит бал!"
...Все кончилось, светлее стало в комнате,-
Черта я хотел опохмелять,
Но растворился черт как будто в омуте...
Я все жду - когда придет опять...
Я не то чтоб чокнутый какой,
Но лучше - с чертом, чем с самим собой.

зима 1965-1966

ОЙ, ГДЕ БЫЛ Я ВЧЕРА 

Ой, где был я вчера - не найду, хоть убей,
Только помню, что стены с обоями.
Помню, Клавка была и подруга при ней,
Целовался на кухне с обоими.
А наутро я встал,
Мне давай сообщать:
Что хозяйку ругал,
Всех хотел застращать,
Будто голым скакал,
Будто песни орал,
А отец, говорил,
У меня генерал.
А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали,
И гостям, говорят, не давал продохнуть -
Все донимал их блатными аккордами.
А потом кончил пить,
Потому что устал,
Начал об пол крушить
Благородный хрусталь,
Лил на стены вино,
А кофейный сервиз,
Растворивши окно,
Взял да выбросил вниз.
И никто мне не мог даже слова сказать,
Но потом потихоньку оправились,
Навалились гурьбой, стали руки вязать,
И в конце уже все позабавились.
Кто плевал мне в лицо,
А кто водку лил в рот,
А какой-то танцор
Бил ногами в живот,
Молодая вдова,
Верность мужу храня,
(Ведь живем однова)
Пожалела меня.
И бледнел я на кухне с разбитым лицом,
Сделал вид, что пошел на попятную -
"Развяжите!"- кричал,- "да и дело с концом!" -
Развязали, но вилки попрятали.
Тут вообще началось -
Не опишешь в словах,
И откуда взялось
Столько силы в руках?
Я, как раненный зверь,
Напоследок чудил,
Выбил окна и дверь,
И балкон уронил.
Ой, где был я вчера - не найду днем с огнем,
Только помню, что стены с обоями...
И осталось лицо, и побои на нем.
Ну куда теперь выйти с побоями?
Если правда оно,
Ну, хотя бы на треть,
Остается одно:
Только лечь, помереть,
Хорошо, что вдова
Все смогла пережить,
Пожалела меня
И взяла к себе жить.

1967

Цунами 

Пословица звучит витиевато:
Не восхищайся прошлогодним небом,-
Не возвращайся - где был рай когда-то,
И брось дурить - иди туда, где не был!
Там что творит одна природа с нами!
Туда добраться трудно и молве.
Там каждый встречный - что ему цунами! -
Со штормами в душе и в голове!
Покой здесь, правда, ни за что не купишь -
Но ты вернешься, говорят ребята,
Наперекор пословице поступишь -
Придешь туда, где встретил их когда-то!
Здесь что творит одна природа с нами!
Сюда добраться трудно и молве.
Здесь иногда рождаются цунами
И рушат все в душе и в голове!
На море штиль, но в мире нет покоя -
Локатор ищет цель за облаками.
Тревога - если что-нибудь такое -
Или сигнал: внимание - цунами!
Я нынче поднимаю тост с друзьями!
Цунами - равнодушная волна.
Бывают беды пострашней цунами
И - радости сильнее, чем она!

1969

КОНИ ПРИВЕРЕДЛИВЫЕ

........................Специально для Сако .........

Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому краю
Я коней своих нагайкою стегаю, - погоняю, -
Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю,
Чую, с гибельным восторгом - пропадаю, пропадаю!

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть!
Но что-то кони мне попались привередливые,
И дожить не успел, мне допеть не успеть!

Я коней напою,
Я куплет допою,-
Хоть немного еще постою на краю!...

Сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони,
И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.
Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони!
Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Не указчики вам кнут и плеть.
Но что-то кони мне попались привередливые,
И дожить я не смог, мне допеть не успеть.

Я коней напою,
Я куплет допою,-
Хоть немного еще постою на краю!...

Мы успели - в гости к богу не бывает опозданий.
Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?
Или это колокольчик весь зашелся от рыданий,
Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?

Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее!
Умоляю вас вскачь не лететь!
Но что-то кони мне достались привередливые,
Коль дожить не успел, так хотя бы допеть!

Я коней напою,
Я куплет допою,-
Хоть мгновенье еще постою на краю!...

1972

БАЛЛАДА О КОРОТКОМ СЧАСТЬЕ

Трубят рога: скорей, скорей!-
И копошится свита.
Душа у ловчих без затей,
Из жил воловьих свита.

Ну и забава у людей -
Убить двух белых лебедей!
И стрелы ввысь помчались...
У лучников наметан глаз,-
А эти лебеди как раз
Сегодня повстречались.

Она жила под солнцем - там,
Где синих звезд без счета,
Куда под силу лебедям
Высокого полета.

Ты воспари - крыла раскинь -
В густую трепетную синь.
Скользи по божьим склонам,-
В такую высь, куда и впредь
Возможно будет долететь
Лишь ангелам и стонам.

Но он и там ее настиг -
И счастлив миг единый,-
Но может, был тот яркий миг
Их песней лебединой...

Двум белым ангелам сродни,
К земле направились они -
Опасная повадка!
Из-за кустов, как из-за стен,
Следят охотники за тем,
Чтоб счастье было кратко.

Вот утирают пот со лба
Виновники паденья:
Сбылась последняя мольба -
"Остановись, мгновенье!"

Так пелся вечный этот стих
В пик лебединой песне их -
Счастливцев одночасья:
Они упали вниз вдвоем,
Так и оставшись на седьмом,
На высшем небе счастья.

1975

ОХОТА НА ВОЛКОВ

Рвусь из сил и из всех сухожилий,
Но сегодня - опять, как вчера,-
Обложили меня, обложили,
Гонят весело на номера.

Из-за елей хлопочут двустволки -
Там охотники прячутся в тень.
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень.

Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников - матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.

Не на равных играют с волками
Егеря, но не дрогнет рука!
Оградив нам свободу флажками,
Бьют уверенно, наверняка.

Волк не может нарушить традиций.
Видно, в детстве, слепые щенки,
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали - "Нельзя за флажки!"

Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников - матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.

Наши ноги и челюсти быстры.
Почему же - вожак, дай ответ -
Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем через запрет?

Волк не должен, не может иначе!
Вот кончается время мое.
Тот, которому я предназначен,
Улыбнулся и поднял ружье.

Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников - матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.

Я из повиновения вышел
За флажки - жажда жизни сильней!
Только сзади я радостно слышал
Удивленные крики людей.

Рвусь из сил, из всех сухожилий,
Но сегодня - не так, как вчера!
Обложили меня, обложили,
Но остались ни с чем егеря!

Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников - матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.

1968

БЕЛОЕ БЕЗМОЛВИЕ

Все года и века и эпохи подряд
Все стремится к теплу от морозов и вьюг.
Почему ж эти птицы на север летят,
Если птицам положено только на юг?

Слава им не нужна и величие.
Вот под крыльями кончится лед,
И найдут они счастие птичее,
Как награду за дерзкий полет.

Что же нам не жилось, что же нам не спалось?
Что нас выгнало в путь по высокой волне?
Нам сиянья пока наблюдать не пришлось.
Это редко бывает - сиянья в цене!

Тишина. Только чайки - как молнии.
Пустотой мы их кормим из рук.
Но наградою нам за безмолвие
Обязательно будет звук.

Как давно снятся нам только белые сны,
Все иные оттенки снега замели.
Мы ослепли давно от такой белизны,
Но прозреем от черной полоски земли.

Наше горло отпустит молчание,
Наша слабость растает, как тень.
И наградой за ночи отчаянья
Будет вечный полярный день.

Север, воля, надежда,- страна без границ,
Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья.
Воронье нам не выклюет глаз из глазниц,
Потому что не водится здесь воронья.

Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лег ни на миг отдохнуть,
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь.

1972